Все, что мы не знали о вирусах и вакцинах.

В «БИЗНЕС Online» опуликовано мнение профессор КГМУ о проблемах слишком поспешного внедрения вакцин и законах мутации вирусов. Хотя публикация большая, читается на одном дыхании. Познавательно.

«Создатели «ЭпиВакКороны» выбрали 7 кусочков белка, сделали из них молекулу, которой и вакцинируют людей. По ней я не видела убедительных публикаций. Проблема в том, что до сих пор в мире не было создано ни одной эффективной пептидной вакцины», — говорит профессор эпидемиологии, завкафедрой КГМУ Гульшат Хасанова. В интервью «БИЗНЕС Online» она рассказала, почему «Спутник V» не признает ВОЗ, авторы «КовиВака» не торопятся обнародовать результаты испытаний, а будущее — вообще за РНК-вакцинами. Кроме того, эксперт объясняет, кто с большей вероятностью столкнется с побочками, почему «передоза» от прививки не будет при любом титре антител и способны ли вакцины менять геном человеческой клетки и вызывать тромбозы.

«Аденовирус в «Спутнике» скорее мертв, чем жив»

— Гульшат Рашатовна, главная тема последних месяцев — вакцинация. Призывы сделать прививку звучат из всех утюгов, при этом по каждой вакцине есть вопросы. «Спутник» вызывает побочки, «ЭпиВакКорона» якобы не очень эффективна, «КовиВак» недоизучен… На ваш взгляд, чем наши вакцины отличаются от западных и какую прививку теоретически лучше сделать, если представить, что они все вдруг стали доступными?

— Да, в мире на сегодня создано довольно много вакцин от СOVID-19. Очень хорошо показали себя РНК-содержащие вакцины Pfizer и Moderna, их эффективность составляет 95 процентов (в отношении дельта-штамма — 88 процентов), а поствакцинальные антитела в высоких титрах определяются в течение 6, а то и 12 месяцев. Кроме этого, разработаны «векторные» вакцины — это наш «Спутник» и вакцины компаний AstraZeneca и Johnson & Johnson, а также инактивированные вакцины, содержащие «убитые» вирусы, например наш «КовиВак» и китайский «СиноВак». Есть и ряд других вакцин, разной степени исследованности и эффективности, со своими нюансами — долго можно перечислять.

— Давайте начнем со «Спутника» как с самой популярной опции. Можете популярно объяснить, как работает эта вакцина, чем она хороша или не хороша?

— Это «векторная» вакцина, она содержит в своем составе измененные аденовирусы 26-го и 5-го типов — это вирусы, которые вызывают у человека легкую простуду, не провоцируют тяжелые заболевания и не являются онкогенными. Эти вирусы выделяются из аденоидов часто болеющих детей, а в вакцине используются в качестве средства доставки в клетку информации о синтезе S-белка коронавируса.

— То есть это живые вирусы?

— Я бы сказала, аденовирус в «Спутнике» скорее мертв, чем жив. С помощью генных технологий у него удаляется сегмент гена, который отвечает за его репликацию. А если вирус не может размножаться, я не уверена, что его можно считать по-настоящему живым. По крайней мере, биология в качестве одного из признаков жизни организма позиционирует способность его к воспроизведению себе подобных. При этом вакцинный аденовирус сохраняет способность проникать в клетку — и это важно. В ДНК аденовируса встроен участок, который кодирует синтез S-белка коронавируса. Когда все это попадает в клетку, ДНК превращается в информационную РНК и запускается синтез S-белка. То есть клетка сама начинает производить S-белок, в ответ на который иммунная система вырабатывает антитела и формирует клетки памяти. Этот процесс продолжается несколько дней, как будто при использовании живой вакцины, и это хорошо, потому что таким образом достигается более длительная стимуляция клеток иммунной системы. Так что теоретически при использовании такой вакцины должен быть очень хороший иммунный ответ.

Наверное, вы знаете, что именно S-белок ответственен за прикрепление вируса к клеткам-мишеням. Антитела именно к этому белку являются вирус-нейтрализующими и играют роль защитников-пограничников.  Если антител много, вирус будет обезврежен уже на входе и человек не заболеет, если меньше — будет обезоружена часть вируса и человек может заболеть, но значительно легче, чем если бы этой защиты не было. Тяжесть заболевания прямо зависит от количества попавших в клетки вирусных частиц.

По похожему принципу работают РНК-вакцины Pfizer и Moderna, но у них в качестве средства доставки в клетку инструкции по синтезу S-белка (информационной РНК) используется липидная нанокапсула, а не аденовирус. Механика та же самая: в клетку попадает генетический материал, который на несколько дней запускает синтез S-белка.

Важно также понимать, что после вакцинации данными вакцинами (как, впрочем, и всеми другими зарегистрированными в мире вакцинами от коронавируса) в организме не образуются коронавирусы, а синтезируется только S-белок, и привившийся человек не передает коронавирусы другим людям.

Еще распространено заблуждение, что аденовирусы из «Спутника» встраиваются в геном человеческой клетки и меняют его. Такие опасения совершенно беспочвенны. Аденовирусы не могут встраиваться в ДНК человека в принципе, у них нет для этого инструмента — фермента интегразы.

— Насколько я знаю, успешно работающих аденовирусных вакцин в мире не так много, к тому же центр имени Гамалеи, где создавался «Спутник», тоже на вакцинах никогда особенно не специализировался. Не слишком ли много рисков?

— Да, безусловно, институт имени Гамалеи нельзя назвать основным производителем российских вакцин. Но и для них это не проба пера: они не так давно создали вакцину от лихорадки Эбола, которая тоже содержит аденовирусный вектор. Она получила международный патент, сертифицирована, доказала свою эффективность. А по поводу опыта… Юрий Гагарин тоже в космос полетел без особого опыта — все когда-то начинается. Если есть лаборатория, оснащенная на мировом уровне и хорошие ученые, почему бы и нет?

К тому же сегодня успешно работают и другие векторные вакцины. Например, вакцина от лихорадки Эбола американской компании Merck, Sharpe & Dohme создавалась на основе вируса везикулярного стоматита. Адено-ассоциированные вирусы используются для производства средств генной терапии, например самого дорогого препарата в мире ZolgenSMA, применяемого при лечении спинально-мышечной атрофии (стоимость одной дозы — $2,3 млн — прим. ред.). Аденовирусы и другие вирусы используются в создании вакцин для лечения онкозаболеваний. Так что в мировой практике такой опыт накоплен. «Векторная» платформа была разработана еще в 80-х годах прошлого века, это совсем не ноу-хау.

Наконец, не забывайте, что оксфордская вакцина AstraZeneca в качестве вектора использует тоже аденовирус — только не человеческий, а шимпанзе. В американо-бельгийской вакцине Johnson & Johnson точно так же использован аденовирус 26-го типа. В отличие от них, у «Спутника» есть преимущество: в нем используются поочередно два вида аденовируса — 26-го и 5-го типов. Это очень хорошее решение, на мой взгляд, потому что если вводить дважды один и тот же аденовирус, то он может связаться антителами, которые к нему образовались после первой инъекции. Вектор может быть нейтрализован уже в точке входа и задачу свою не выполнит. Использование во второй дозе вакцины аденовируса другого типа эту проблему снимает.

И вообще, не надо бояться аденовирусов. С ними мы в течение жизни многократно сталкиваемся и благополучно расходимся. Самый большой риск для человека связан не с вакцинацией, а с ее отсутствием, с незащищенностью от вируса.

«На побочки влияет не уровень антител, а факт встречи с вирусом»

— А с чем связано такое количество побочных эффектов у «Спутника»? Почему на другие прививки нет такой сильной реакции?

— Вакцин без побочных эффектов не существует. Для разных вакцин они больше или меньше выражены. Например, очень много побочных эффектов давала вакцина от натуральной оспы. Тем не менее только благодаря ей заболевание удалось полностью ликвидировать. Чем больше людей прививаются вакциной, тем больше будет сообщений о побочных эффектах. По результатам клинических испытаний частота побочных эффектов при использовании «Спутника» была не больше, чем, например, у вакцин Moderna и Pfizer — они тоже реактогенные, также могут вызывать боль в месте инъекции, головную боль и повышение температуры. Это связано, скорее всего, с S-белком, который «не нравится» иммунной системе. Известно, что иммунная система в той или иной степени реагирует на введение любых чужеродных субстанций, при этом у молодых людей обычно более бурно.

В плане побочек, кстати, «Спутник» даже выигрывает у РНК-вакцин по некоторым параметрам. Наверное, самым страшным по своей непредсказуемости и внезапности явлением при любой вакцинации является анафилактический шок. Так вот, на миллион привитых вакцинами Moderna и Pfizer анафилактический шок регистрируется у 2–5 человек, у аденовирусных вакцин, включая как западные вакцины, так и «Спутник», такие случаи пока не фиксировались. При этом «Спутник» был введен уже более чем 15 миллионам россиян и, к примеру, 7 миллионам жителей Аргентины.

Но у любой вакцины есть свои плюсы и минусы. В плане дальнейших перспектив развития вакцинологии, я думаю, будущее за РНК-вакцинами. Именно они являются «прорывными», их проще производить, можно быстро — за 10 дней — актуализировать состав с учетом новых мутаций. Именно этот принцип создания вакцин может в будущем сыграть роль в защите от новых пандемий, которые неизбежно будут. Делать новую версию аденовирусной вакцины гораздо дольше.

И вообще, я за то, чтобы Moderna и Pfizer были доступны и в России. Почему нет, если наша главная задача в том, чтобы провакцинировалось как можно больше людей? Пусть будет выбор у них.

— Ну это же чисто политическая история. Почему вот ВОЗ не признает «Спутник»?

— Ее ведь и не отклонили. Я не думаю, что в ВОЗ сидят настолько безумные люди, что они будут тормозить вакцину по каким-то политическим соображениям. Мир заинтересован в том, чтобы было больше доступных эффективных вакцин и пандемия наконец-то завершилась. На мой взгляд, причины здесь скорее технические, и отсутствие регистрации российских вакцин ВОЗ и ЕМА может быть следствием, например, неаккуратности, ошибок или нерасторопности в оформлении документации. Насколько я понимаю, в процессе сертификации запрашивается огромное количество документов, такие требования выдвигаются ко всем странам, ко всем производителям, не только к российским. Процесс сертификации любых препаратов — очень сложный и трудоемкий. Это на самом деле универсальные требования, которые просто надо выполнить, а не искать в этом политическую подоплеку. Когда все необходимые документы будут предоставлены и сертифицирующие организации убедятся, что производство везде налажено на должном уровне, уверена — вакцина будет сертифицирована. Заметьте, никто ведь не сказал, что вакцина плохая.

— Возвращаясь к побочным эффектам. Есть точка зрения, что, если у человека уже имеются антитела, иммунная реакция будет более бурной. Зафиксирована ли такая закономерность?

— Вы знаете, у меня создалось впечатление, что переболевшие люди чаще дают подъем температуры уже на первую дозу вакцины в сравнении с не болевшими ранее. Но я могу ошибаться. По «Спутнику» нет таких исследований, но это показано для некоторых других вакцин, включая Moderna и Pfizer. По этим вакцинам есть информация, что переболевшие более бурно реагируют на введение первой дозы вакцины по сравнению с непереболевшими, а неболевшие — на вторую. Это относится как к температурной реакции, так и к скорости выработки антител, то есть скорее рассматривается как положительный момент. При этом исходный уровень антител здесь не имеет значения: важен сам факт предыдущей встречи с вирусом. В любом случае это кратковременные, не опасные для жизни побочные эффекты.

— Так, может, перед вакцинацией есть смысл все-таки проверить антитела, еще какие-то исследования провести? Во врачебном сообществе до сих пор нет консенсуса по этому поводу.

— Сейчас это не рекомендуется ни в одной стране. Я считаю, что рекомендовать какое-либо лабораторное исследование можно тогда, когда результат как-то повлияет на дальнейшую стратегию действий. У нас сейчас модно проверять антитела и потом мериться ими с родственниками, соседями, что, кстати, совершенно бессмысленно, поскольку разные лаборатории используют разные критерии оценки. Человек получает результат и не знает, что ему делать с ним дальше. И не узнает, потому что защитный титр антител неизвестен. Конечно, чем больше антител, тем лучше защита — этому есть научные доказательства. Но в любом случае можно говорить лишь о вероятности — вероятность защиты выше у людей с большими титрами, ниже — с маленькими, но точных цифр вам никто не скажет. При этом вакцинация на фоне антител точно не более опасна, чем без них, никакого риска антитела не несут.

После перенесенного заболевания большинство людей могут считать себя защищенными с большой долей вероятности в течение периода 6 месяцев. Затем защита ослабевает. В США вообще рекомендуют делать прививку сразу после исчезновения клинических симптомов заболевания, во многих странах Европы — через три месяца, у нас — через 6. Отсрочка с вакцинацией на три месяца показана пациентам, которые в процессе лечения получали плазму доноров или моноклональные антитела, например тоцализумаб. Им точно не нужно вакцинироваться раньше чем через три месяца — и это не из соображений безопасности, а из соображений эффективности вакцинации.

Что касается других каких-то анализов, их делать точно не нужно ни перед какой прививкой: нет таких вакцин, которые требовали бы предварительно какого-то специального обследования.

— То есть «передоза» не будет при любом титре антител?

— «Передоза» точно не будет (улыбается). Мы же вводим не антитела, а антиген, а организм уже вырабатывает к нему столько антител, сколько сочтет необходимым.

— Еще говорят, что прививки провоцируют тромбообразование. Правда ли это, с чем связано и что делать?

— Что касаются тромбозов, довольно тяжелые случаи действительно были зарегистрированы после применения вакцин AstraZeneca и Johnson & Johnson. Это очень серьезные осложнения; по тяжести и исходам их можно сравнить с анафилактическим шоком. А так как обе вакцины «векторные», у людей возникают опасения и в отношении «Спутника».

— А какова механика возникновения тромбозов?

— Это вариант идиосинкразии. По-научному это называется тромбоцитопенический синдром; в основе его лежит гепарин-инуцированный аутоиммунный процесс: образуются аутоантитела к тромбоцитам, результатом чего являются тромбозы сосудов и снижение количества тромбоцитов. К счастью, осложнение редкое. Во всем мире зарегистрировано несколько десятков случаев, в основном с 5-го по 15-й день после вакцинации, чаще у женщин 30–40 лет. Применительно к вакцине Johnson & Johnson, например, частота осложнения — один случай на 120 тысяч вакцинированных женщин моложе 50 лет.

У «Спутника», кстати, такого побочного эффекта не было пока зарегистрировано — ни в России, ни в Аргентине, ни в ОАЭ, ни других странах, где вакцина уже используется.

Что еще важно сказать в связи с этим: сейчас появляются рекомендации в соцсетях вводить себе перед прививкой фраксипарин — препарат низкомолекулярного гепарина. Этого категорически делать нельзя, потому что гепарин как раз способствует выработке этих антител и формированию тромбов. Так что ничего себе колоть не надо.

«До сих пор в мире не была создана ни одна эффективная пептидная вакцина»

— А если перейти к другим российским вакцинам. Сегодня в России зарегистрированы также «КовиВак» и «ЭпиВакКорона» — они менее доступны, но люди записываются даже в листы ожидания, особенно на «КовиВак». Тем не менее, если про «Спутник» писали такие авторитетные научные журналы, как Lancet и Nature, убедительных публикаций по другим вакцинам не было. Это тоже следствие неаккуратности и нерасторопности?

— Нет, в случае с «КовиВаком», я считаю, это, наоборот, ответственное отношение к делу. Центр Чумакова — учреждение уважаемое, а любой процесс создания вакцины занимает время. Нужно провести первую фазу клинических испытаний — исследование безопасности, потом вторую — на нескольких десятках людей, чтобы доказать ее эффективность. Потом нужна третья фаза — испытания на больших группах людей, которые окончательно подтвердят эффективность и безопасность вакцины. Только в этом случае препарат может быть использован для массовой вакцинации. И я думаю, что у них нет публикаций, потому что не завершена еще третья стадия испытаний.

— Так у «Спутника» тоже третьей стадии толком не было. И результатов окончательных ведь не было?

— По «Спутнику» в феврале этого года были опубликованы промежуточные результаты третьей стадии клинических испытаний, полученные в намеченной промежуточной точке — когда у них в общей сложности заболели 78 человек. В целом в испытаниях приняли участие около 20 тысяч человек, и были выявлены статистически значимые различия по заболеваемости: заболели 0,1 процента людей из вакцинированной группы и 1,3 процента — из группы плацебо. В конечном итоге это позволяет сделать обоснованные выводы об эффективности вакцины. К сожалению, в полном объеме испытания провести не удалось, и окончательных результатов третьей фазы уже не будет, потому что произошло разослепление группы. Люди, которые были набраны в группу плацебо, проверили свои антитела, выяснили, что у них их нет, и пошли прививаться. Это произошло из-за того, что вакцина преждевременно стала доступной для всех. Эта спешка, кстати, сыграла ей не очень хорошую службу: многие сначала относились к «Спутнику» настороженно, потому что заключения, сделанные на выборке из 76 человек, участвовавших во второй фазе испытаний, выглядели неубедительно.

Закончить третью стадию сейчас уже невозможно, теперь остается вести только пострегистрационное наблюдение. К счастью, вакцина оказалась очень хорошей, о чем говорят в том числе и данные из других стран. В Эмиратах, например, где вакцинировали 81 тысячу человек, дают эффективность «Спутника» на уровне 97,8 процента, а в Аргентине даже одна доза считается эффективной — снижает риск заболеть на 78,6 процента.

— Так «КовиВак» уже в обороте, как и «ЭпиВакКорона», кстати. Без окончания испытаний, без публикаций эффективности…

— Мне сложно сказать, почему так происходит. Теоретически «КовиВак» должен быть, конечно, хорош, потому что центр Чумакова — опытное учреждение, технология классическая, отработанная, но вакцину все равно нужно проверить, как положено.

— Сейчас все чаще говорят, что «ЭпиВакКорона» центра «Вектор» неэффективна. Причем такое мнение высказывают и довольно авторитетные эксперты. Есть ли основания так считать?

— По вакцине «ЭпиВакКорона» я не видела убедительных публикаций. У них есть статья в журнале «Инфекция и иммунитет», посвященная первой и второй фазам клинических испытаний, и есть статья в «Вестнике РАН» про испытания на животных. Результаты третьей стадии не были опубликованы, и я не могу ничего сказать по поводу эффективности и безопасности этой вакцины.

— А если рассуждать теоретически, чем эта вакцина отличается от других?

— «ЭпиВакКорона» — это пептидная вакцина. Она не содержит ни живые, ни убитые микроорганизмы, даже целый S-белок. В ее состав входят только отдельные эпитопы (часть макромолекулы антигена, которая распознается иммунной системой, — прим. ред.) белка. Создатели пишут, что «иммунный ответ формируется на несколько клеточных эпитопов, которые расположены в функционально важных сайтах вирусных белков из наиболее консервативных областей». То есть они выбрали 7 кусочков белка, сделали из них молекулу, которой и вакцинируют людей. Проблема в том, что до сих пор в мире не была создана ни одна эффективная пептидная вакцина. Поэтому, если рассуждать теоретически, «ЭпиВакКорона» должна быть менее иммунногенной, то есть менее эффективной в сравнении с остальными отечественными вакцинами.

— А почему обычные тесты антител после «ЭпиВакКороны» не видят? Они вообще не появляются?

— Судя по информации от производителя, антитела появляются у всех вакцинированных, но только к отдельным частям S-белка, поэтому их распознают только специальные тест-системы. Теперь вопрос: насколько эти антитела будут эффективно нейтрализовать вирус и защищать от инфекции? Это необходимо доказать, для чего нужно провести рандомизированные контролируемые клинические испытания: надо взять две большие группы людей из многих тысяч человек, одним ввести вакцину, другим — плацебо и наблюдать, какое количество представителей каждой группы заболеет в течение нескольких месяцев. Одним словом, нужно реально посмотреть, работает вакцина или нет, а не только измерять какие-то особые антитела. Возможно, это делается сейчас, но опубликованных результатов я не видела.

На мой взгляд, в условиях такого бурного распространения инфекции и новых ее штаммов мы должны максимально использовать гарантированно эффективные вакцины. Поспешное внедрение в оборот вакцин с недоказанной эффективностью может привести к серьезным последствиям. Во-первых, у человека создается необоснованное ощущение защищенности — ведь все равно после вакцинации люди более вольно себя начинают вести, у них снижается настороженность, они верят, что защищены. А во-вторых, это может сказаться на правильности оценки коллективного иммунитета: если из 70 процентов вакцинированных у 20 процентов защита не сформируется, вирус будет продолжать распространяться, несмотря на представленные высокие цифры. К тому же, если эти люди потом тяжело заболеют, подобное дискредитирует остальные вакцины и иммунопрофилактику в целом. А у нас и так много диссидентов.

— А вы сами вакцинировались?

— Да, «Спутником».

«Проблема не в новых штаммах, старые ведь тоже убивают»

— Вы говорили о бурном распространении инфекции и штаммов. Как в Татарстане и России вообще обстоят с ними дела?

— Вы знаете, я бы вообще не зацикливалась на штаммах и вариантах. Потому что это на самом деле не столь важно и принципиально, это ничего не меняет. К тому же достоверно мы не знаем структуры штаммов, которые циркулируют на большинстве территорий. Для этого нужно проводить выделение и секвенирование вирусов, а подобное делается в очень-очень ограниченных масштабах. Однозначно на территории нашей страны циркулирует много разных вариантов вируса, в том числе и новых. Есть у нас и свои, родные штаммы, которые образовались в России. Но проблема не в новых штаммах, старые ведь тоже убивают.  Проблема в низкой доле в обществе вакцинированных людей и в пренебрежении стандартными мерами профилактики. Кстати, практически все известные вакцины чуть менее эффективно, но все же защищают от заболеваний, вызванных новыми штаммами, и по-прежнему почти на 100 процентов защищают от тяжелых, смертельных форм болезни.

Несмотря на то что ограничивают туристические потоки, ни одна страна не защитится от новых этих вариантов, они все равно рано или поздно проникнут всюду. Если какой-то штамм легче передается, то он станет доминирующим. Это случилось с британским штаммом, сейчас такое происходит с индийским дельта-штаммом, вероятность передачи которого на 50 процентов выше в сравнении с британским. Потом будут новые варианты, которые их вытеснят. Это нормальный закономерный процесс.

— А штаммы и варианты — это вообще одно и то же?

— В процессе сборки вируса неизбежны ошибки (мутации), связанные  с заменой нуклеотидов — это «кирпичики», из которых построена РНК вируса. Вирусы с измененными нуклеотидами называются вариантами. Часто мутация может быть незначимой, скажем так, без последствий для строения вируса. Наряду с этим результатом замены нуклеотида может стать изменение структуры вирусных белков, что может, в свою очередь, привести к изменению каких-то свойств вируса, таких как способность быстрее передаваться или вызывать более тяжелые или легкие заболевания и так далее. В этом случае вариант с новой структурой и свойствами можно назвать штаммом. Можно сказать, что все штаммы являются вариантами, но не все варианты несут черты нового штамма. Все известные варианты коронавируса — «Альфа», «Бета», «Гамма» и так далее — можно без ошибки называть как вариантами, так и штаммами.

Вирус мутирует, как и все живые организмы. И люди мутируют в процессе своего исторического развития, но у них значительно более медленные темпы размножения по сравнению с вирусами, так что этот процесс занимает десятки тысяч лет. А у вирусов очень высокие темпы репликации, и мутации происходят стремительно. Особенно у РНК-вирусов, к которым относится и коронавирус.

Это нормальный естественный процесс и вполне ожидаемый. К тому же не все мутации опасны: некоторые, наоборот, ослабляют жизнедеятельность вируса. Некоторые вызывают менее тяжелые формы заболевания, и развитие многих инфекций как раз идет в этом направлении: вирусы мутируют в сторону меньшей патогенности. Например, так произошло с ВИЧ-инфекцией, история которой насчитывает всего-то несколько десятилетий. В начале эпидемии наблюдалось значительно более тяжелое течение заболевания, вирус был более агрессивным. В последующем произошла селекция, которая его ослабила.

— Почему это произошло?

— Вирусу «невыгодно» убивать человека, иначе его похоронят вместе с жертвой и он не сможет дальше распространяться. Совсем легкие формы вызывать ему тоже «невыгодно», потому что иммунный ответ его быстро поборет. Я говорю «выгодно-невыгодно», хотя, конечно, вирусы не рассуждают. У них нет мозга. Но так происходит естественный отбор: в конечном итоге остаются и размножаются вирусы, которые вызывают среднетяжелые формы заболевания.

— Но пока мы не видим, что дельта-штамм становится легче классического, уханьского. Наоборот, говорят, что он более стремительный и поражает те группы, которые до этого были к нему устойчивы, — молодежь, беременных…

— Да, он точно не легче. Я говорила об общей закономерности эволюции вирусов. А насчет молодежи, которая стала чаще болеть, — есть точка зрения, что молодежь просто меньше вакцинируется. По дельта-штамму достоверно доказано, что у него больше репродуктивный индекс (число людей, в среднем заражающихся от одного больного). Он равен 4. У первого, уханьского, штамма был равен 2. То есть он быстрее и легче передается. Исходя из того, что мы сейчас видим, течение заболевания тоже  изменилось. Оно стало более стремительным: уже в первую неделю может развиться обширное поражение легких. Есть изменения и в клинической картине заболевания. Новые варианты ковида чаще начинаются как ОРЗ: например, появляется выраженный насморк, боли в горле, чего не было раньше. Зато изменения обоняния для дельта-штамма менее характерны.

— То есть, если следовать логике эволюции всех вирусов и живых организмов, после «Дельты» должен прийти какой-то новый штамм, который будет более заразен, чтобы вытеснить остальных, но менее тяжел, чтобы не выкосить популяцию?

— Я бы так категорично не формулировала — ведь процесс такой эволюции может занимать несколько десятилетий, а то и столетий. То есть это случится, но не завтра. А реально никто не знает, что случится через полгода-год. Однозначно будут какие-то новые штаммы. Дай бог, чтобы греческого алфавита хватило. Уже есть штаммы «Лямбда» и «Эпсилон». Победа еще будет нескоро, борьба предстоит долгая. Охват людей прививками пока небольшой: если бы все разом на земном шаре провакцинировались, тогда у нас был бы шанс остановить появление новых штаммов. Чем больше больных людей — тем больше вероятность мутаций. Так что Россию сейчас можно рассматривать как мощный плацдарм для селекции новых вариантов вируса, потому что заболеваемость очень большая, а прослойка вакцинированных двумя дозами, по официальным данным, всего лишь 13 процентов.

— А Мишустин говорит, что нужно вакцинировать 80–90 процентов.

— Это звучит хорошо, но пока не очень возможно, хотя бы потому, что наши  вакцины еще не разрешены к использованию у детей. Американский инфекционист Энтони Фаучи говорит о необходимости формирования иммунитета у 70 процентов населения — и этого-то добиться очень сложно. Есть дети, есть просто нежелающие вакцинироваться, есть некоторое количество людей с противопоказаниями. Несомненно то, что мы должны привить как можно большее количество людей в возможно более короткий срок.

— В Татарстане за полгода вакцинированы первой дозой около 700 тысяч человек. У нас примерно 3,9 миллиона жителей, так что прививки пока сделали только 18 процентов, а полностью завершили курс вакцинации и того меньше. Не получится ли так, что, пока мы будем вакцинировать оставшиеся 52 процента, пройдет еще полгода и вирус станет устойчивым к существующим прививкам?

— В этом и смысл, что надо вакцинировать всех одновременно. Я надеюсь, что дальше вакцинация пойдет более быстрыми темпами. В любом случае прививаться безопаснее, чем не прививаться. Даже если забыть о коллективном иммунитете, вакцина защитит самого привитого человека, в том числе в определенной степени и от новых вариантов.

— Есть популярный страх, что появление вакцин как раз и ускоряет процесс мутации вируса. Насколько он обоснован?

— Распространена точка зрения антивакцинаторов, что мы, вакцинируя от старых заболеваний и ликвидируя их, освобождаем место для новых болезней. Но мы же не можем просто смотреть, как люди умирают, например от полиомиелита, и ничего не делать из опасений, что вместо него придет новый вирус.

В отношении коронавируса, думаю, что о такой зависимости говорить пока преждевременно. Те мутации и варианты, которые мы наблюдаем сегодня, даже те из них, которые относительно устойчивы к действию поствакцинальных антител, точно возникли не под влиянием вакцинации: когда они появились, доля привитых была очень маленькой. Что станет завтра — увидим, будем решать проблемы по мере их поступления. Будут новые штаммы — разработают новые вакцины. Будут, в конце концов, менять состав вакцин, как это делается ежегодно в отношении вакцин от гриппа. Это все равно лучше, чем ничего не делать.

Ксения Соколова

Источник и фото:: «БИЗНЕС Online»