В этот день солнечные лучи так и не появились над рощей... Проем шалаша из сена открывался аккурат на эти березы. Просыпался, когда солнце между высокими стволами начинало светить в глаза красными бликами. Взрослых на стане уже не бывало. Косьба по росе самое то. Литовка берет даже ковыль. Лишь тетя Нина возилась около костра, чистила картошку на обед. Ну а сегодня солнце спряталось за тучами. Слышно лишь шуршание капель по засохшей траве шалаша. Монотонная тихая капель. Косари еще не ушли на дальнюю поляну. Решили маленько переждать.
Вообще беспокойство о сенокосе начиналось еще в начале июня. Мужики, покуривая и поглядывая на небо, гадали: даст ли боженька недельки две ясной, солнечной погоды.
Для косьбы подходит и пасмурная, работать легче. Весь день. В солнце же, обед затягивается. Размахивать косой под палящим зноем не каждый выдержит. Пот градом. Мухи и оводы липнут к разгоряченному телу. Жалят нещадно. А вот когда пасмурно, коса весело позванивает по траве: дзинь, дзинь. И валки не пересыхают, вялятся вкусно. Но то, если нет дождя. А сегодня с утра накрапывает. Медленно и уверенно.
Сейчас много говорят о «натуральности». О возврате к прошлому, к неторопливой и размеренной сельской жизни. Некоторые предают этому прошлому сказочную «лубочность». Мол, там все скрепы, там жизнь. Не знаю, не думаю. Это «сырмяжность» был сопряжена с тяжелым трудом, хотя и имела свои прелести. И эти прелести скорее связаны с детским восприятием мира, воспоминаниями о нем.
Сюжет из той жизни — сенокос. Сегодня это почти ушло из жизни сельчанина. Корма заготавливает техника. В лесу, в июне и июле безлюдно. Разве что грибники, да по землянику. А ведь когда-то мужики подгадывали свой отпуск под сенокос и переселялись на две-три недели в лес. И это был самый лучший отдых. Несмотря на то, что приходилось трудиться с утра до ночи.
Косари возвращаются на стан уже когда стемнеет. Поесть и на боковую. Завтра в четыре вставать, на утреннюю росу. Но все равно, после сытного «ужина на костре» никто не расходится. Водочка под запретом. Да и, как ни странно, не хочется после тяжелой работы. А вот поговорить зачерпывая кружкой из копченого ведра чаек с матрешкой — это, пожалуйста. И непременно под звездным небом появится свой рассказчик. Который с юмором поведает какую-нибудь историю, может даже не для детских ушей. «Да ну тебя, балаболка» — мужики вдруг засобираются спать, улыбаясь про себя чему-то. А в следующую ночь опять будут просить «балаболку» что-нибудь рассказать. Темно, лишь светятся угольки костра. Время от времени в лесу слышен треск. Уханье каких-то птиц. И бесконечно звездное небо. Как хорошо заснуть в этой прохладе, в аромате сена и лесных трав. Природа дарит отдых косарю.
Дождь продолжал шуршать по листве. Косари, в накинутых на плечи зеленых брезентовых плащах, подтянулись ближе к костру. Капли дождя шипят на углях, вьется дымок папирос: обложной, может к обеду прояснится? Как говорят в народе, утренний гость к вечеру уйдет. А вот вечерний останется ночевать. Косить-то и в дождь можно, но если не прояснится — трава заплесневеет, попортится — а это уже не сено.
Конь глухим стуком переставляет передние ноги в путах — ищет, где трава вкуснее. Фыркает, стряхивает капли и как будто радуется. Спина уже намокла, но за то оводов нет. Нечаянный выходной.
Косари в простой решили съездить на родник, за водой. У поселка Бугульма родник уж больно вкусный. Кожаное сиденье «Москвича-407», служившее лежанкой у костра закидывается в шалаш, чтобы окончательно не намок. А на место заднего сиденья закидываются две пустые фляги. По травке, пока дорогу окончательно не развезло, за водой. Но к обеду все равно не прояснилось. Один из водовозов пришел пешком за Жуликом. Чтобы запрячь и вытащить из пашни одной лошадиной силой целых сорок пять. Вот такая бывает арифметика в сенокос.
Ближе вечеру. Похоже, дождь не прекратится. Останется ночевать. На день-два у косарей выходной. Можно и по домам. Стан не убирают. Никто не тронет утварь, фляги. У местных деревенских нет такой привычки зариться на чужое. А вот инструмент косарь обязательно припрячет в лесу, в укромном месте. Правильно отбитая и наточенная коса, пятка крепко прилаженная к косовищу, подогнанная под кисть рукоятка — все это бесценно. Добрая коса работает легко, богата на валки, особо не утомляет косаря.
Вот и подходит посвистывая вечерняя электричка из Абдулино. Завтра в 7 утра тем же «люксом» обратно на разъезд, который неподалеку от стана. Если, конечно, погода наладится.
А через денька три-четыре косьбы, приедут на стан и женщины. На дальних полянках валки к этому времени подсушатся. Мужики к приезду помощниц отладят деревянные грабли, насушат для вил черенков из подосиновика. Жулика запрягут в специальную большую и легкую арбу под сено. В наших краях ее называют «пурман». Сено собирают в копны. Потом Жулик свезет эти копна на поляну рядом со станом. Чтобы заскирдовать в стога с расчетом на каждого «артельщика». И вот, к концу сезона, выстраиваются в ряд одинаковые стога. Один из косарей отвернется в сторону и говорит кому какой.
Завершила работу временная артель. Теперь каждый увозит свой стог домой самостоятельно. Уложить правильно в кузов сено тоже большое искусство. Всякого «наверх» не назначают. А то уложит сено свечкой, «газон» и свалится набок. И такое случалось.
Сено шуршащее, душистое — в зиму особо пахучее. Когда накладываешь в кормушку корове можно заметить подсохшие ягодки земляники. Такие вкусные, напоминающие прошедшее лето, сенокос.
Говорят, никогда не возвращайся в прежние места. Недавно решил заехать в этот Шамасовский лес, посмотреть места памятные из детства, малинник, посадку красной смородины, березовую рощицу у стана. Увы, дорога туда заросла. Никто уже не косит сено в лесу.
Так что, с возвратам к «истокам» проблемы. В одну реку не войдешь дважды. И это правильно. Все хорошее останется в памяти, а лучшее, несомненно, впереди.
